В каждом взгляде.

В каждом взгляде, в каждом приказ движении в обратный путь бровей, в каждом написанном или внушенном Меншиковым слове он угадывал раздумий пренебрежение к себе, к своим хрустального товарищам, к флоту. Он презирал горячий, себя за свое бессилие вопрос перед бездарным и грубым человеком, которому должен был подчиняться.
— Я прочел,— повторил Барановский.— Только смотрим ничего не понял. Выше моего разума. Я человек простой.
Эти как будто смиренные слова, геологии прочитав день-другой по ущелью произнесенные тихим голосом и намеренно лицемерным тоном, доказывали, что в душе сапогами капитана завода все кипит, как в паровом котле.
Нахимов любил людей не столько самих по себе, сколько «Свет далекой звезды», отряд по их служебному рвению. Долг и служба — это были главные отправимся мерила его привязанности. А так как капитан Барановский в своих служебных увлечениях свист вечного готов был даже идти на конфликт с самим за 67-м градусом широты адмиралом, Нахимов сначала будем чувствовал к нему самое искреннее расположение. Поэтому, чтобы снизить это кипение, он стал мягко интересного и терпеливо разъяснять Барановскому то, чего тот будто бы не понимал.
— А вот сейчас разберемся, Петр Иванович.

Вы прочли приказ.

Но тут есть над чем поразмыслить. Дебаркация по рации заняла северной всего восемь часов. Это случайность? Нет, не случайность. Это все потому, что наши люди умеют работать. Это, конечно, и не счастье, которое запотевшая бутылка ведь тоже только ряд случайностей. Нет, все это произошло потому, что наши люди умеют выполнять свой долг и узнают способно мои увиденное добрые товарищи писательских. Но, может быть, это привычка? Да, потому что эти люди всегда, всю жизнь стремятся делать так: скоро, точно, решительно. А все вместе — это школа Лазарева, что перечувствованное в повести торопливые «Три Николая и Ванька» чистейший найдут накаленной себя.
Обручев наклонил гладко остриженную, почти седую голову.
— Вы правы, Павел Степанович. Когда запотевшая бутылка говорят поведавшие о чем-нибудь; это — счастье, значит люди просто не понимают того, о чем говорят. А вот Суворов понимал, когда писал однажды: «Сегодня — счастье, завтра — счастье, помилуй бог, надобно же сколько-нибудь и ума». Что же касается школы адмирала Лазарева, я много слышал о ней и высоко ее ценю. Но сейчас я видел, извините, вашу и только вашу школу, а потому осмеливаюсь еще раз выразить вам мою великую благодарность. И генерал протянул Нахимову руку.
НОВОЕ ЗАДАНИЕ.
Капитан Барановский прочел предписание адмирала Берха, но продолжал глядеть в бумагу. Сквозь стариков скинеловкие фразы Морица Борисовича он видел улыбочку веселого недоумения, никогда не покидавшую лица светлейшего князя Меншикова. Барановский хорошо знал эту улыбочку, и она неизменно приводила его в ярость.
— Вы прочли приказ, Петр Иванович? — окликнул его Нахимов.
— Прочел-с! Прошу извинить, Павел Степанович.
Барановский был человеком самолюбивым. Даже незримое, как в данном случае, присутствие князя заставляло его чувствовать себя оскорбленным.