Попав раненным в плен.

Младший сержант Алиханов и рядовой Коркин, возвращаясь однажды с собрания комсомольского актива, вышли на развилку шоссе, рассчитывая поехать в расположение своего подразделения на попутной машине. Здесь они обратили внимание на молодую женщину, где там адам и ева которая спрашивала у прохожих, как проехать к одному местечку. Комсомольцы знали, что этот населенный пункт расположен в пограничном районе, и поэтому решили проверить документы незнакомки и белая роза. Документы оказались в порядке, но при их проверке женщина почему-то заметно волновалась. Воины предложили ей пройти с ними в штаб части. Задержанная призналась, что она пыталась пробраться к границе со шпионскими целями.
Во время Великой Отечественной войны советские воины, попав в трудные условия, свято соблюдали свой долг. В связи с этим нельзя не вспомнить патриотический  подвиг гвардии рядового Юрия Смирнова. Попав раненным в плен к врагу, солдат фокстерьер Смирнов проявил несгибаемую стойкость и свято выполнил свой долг перед Родиной. Гитлеровцы долго старались выпытать у него данные о наших войсках, но Смирнов не проронил ни слова. Взбешенные фашисты подвергли его мучительным пыткам и в довершение распяли на стене блиндажа. Мужественному сыну комсомола было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Почему это важно.

Он вызвал секретаршу, велел заказать срочный с Москвой и, откинувшись на спинку кресла, удовлетворенно закурил.
— Ты понимаешь, старик, — сказал он, вываливая из себя дымное облако, — ты понимаешь, я совершенно убежден, что как в смутные времена появляются стадные, серийные, так сказать, пороки, так и на подъемах для хороших, нужных поступков существует своеобразная поточность.
Ни одно преступление не смеет остаться нераскрытым. Но и ни одно хорошее дело не должно быть незамеченным. Ты понимаешь, что я хочу сказать? —Володя поднял указательный палец. — Ни одно! Пусть даже самое, на первый взгляд, малоэффективное, совершенное второстепенным работником. Его непременно надо поднять — общественность плюс пресса! —и показать всем, кто рядом: «Вот, смотри, Иван Петров смог, значит, и ты сможешь!»
Почему это важно? Потому, что всегда легче учиться у того, кто рядом. Писателям вот поминутно твердят: учитесь у классиков. А знаешь, Петр,—добравшись до сокровенного, Горчаков обошелся даже без «старика», — по-моему, это как раз очень трудно. Классики, они, черти, пишут настолько хорошо, что абсолютно непонятно, как они это делают. Швов не видно! А у просто хороших писателей мне учиться легче.
У нас как затвердят про кого-нибудь — герой, герой, то, уж будь спокоен, четверть века в каждой статье не устанут поминать.

Яблоко.

Осень.
Шкатулка, в которой он хранил свои бумаги и дневники. Да мы просто обязаны открыть ее!
Но теми инструментами, которые имелись у детей, невозможно было открыть крышку. Вскоре они бросили это занятие, и Джулиан взял ее с собой.
— Дома откроем, — сказал он. В голосе его чувствовалось некоторое волнение. — Возьмем
молоток или еще что-нибудь и как-нибудь откроем. Ну, Джордж, вот это настоящая находка!
Дети почувствовали, что они теперь в самом деле обладают какой-то тайной. Было ли что-нибудь в ящике? Если да, то что же? Им поскорее захотелось вернуться домой и открыть его!
Поднявшись по старому железному трапу, они вышли на палубу.
Едва оказавшись наверху, ребята увидели, что, кроме них, затонувшее судно, поднятое штормом со дна моря, обнаружили и другие, и осень, и яблоко!
— О Боже! Уже многие рыболовные судна обнаружили его! — крикнул Джулиан, видя вокруг рыбацкие лодки, подплывшие к кораблю, насколько только было возможно. Рыбаки смотрели на корабль в изумлении. Увидев на палубе детей, они стали громко кричать, приветствуя их:
— Эй, вы там! Что это за корабль?
— Это старое затонувшее судно! — крикнул им Джулиан. — Его выбросило вчера во время шторма!
— Не говори им больше ничего, — сердито оборвала его Джордж. — Это мой корабль. Я не хочу, чтобы здесь появились зеваки!

В армии.

Мачинь прочитал еще в газете подписанные окружным комиссаром Хансеном и комендантом города Лиепаи фон Монтетоном предупреждения: рабочим — не оставлять работу на военных заводах, а населению — не уклоняться от рытья окопов. Они предупреждали, что «виновные» будут привлечены к строгой ответственности по «законам военного времени».
Мачинь уже знал, что на рытье окопов в «Лиепай-ской крепости», а попросту в городе Лиепае, были мобилизованы все мужчины в возрасте от двенадцати до семидесяти лет, которые не служат в армии или в подсобных подразделениях, а также на важных оборонных предприятиях, и все женщины с четырнадцати до шестидесяти лет. В то же время в «тыловом» городе Талсы для этой же цели мальчиков привлекали только с пятнадцати лет, в других местах — с четырнадцати.
«Рано, слишком рано немецкие вояки возводят ребятишек в ранг мужчин, — горько подумал Мачинь.  А Жанис Цинис все-таки молодец».
Мачинь очень высоко ценил своего добровольного помощника: тот действительно был решительным, сметливым человеком, с незаурядной наблюдательностью и развитой зрительной памятью. Бог весть как ему удалось сохранить старый велосипед и даже добыть у волостных заправил разрешение на пользование им. Цинис, будто в пику своим шестидесяти годам, не боясь трудностей и известного риска, объезжал многие населенные пункты, присматривался сам, расспрашивал других. Он часто подсказывал Мачиню нужных, пригодных для разведывательной работы людей — как сейчас группу Индрикиса Тирума, иногда сам помогал наладить с ними связь.
Довольный работой Циниса, Мачинь вернулся на базу в хорошем расположении духа. Здесь его также ждала радостная весть, которая еще больше подняла настроение.

Три Демона.

Раиса тоже сняла варежки, положила на батарею. Потом перевернула их, чтобы согрелись с другой стороны, вздохнула.
— Пойдем. У меня руки согрелись. У тебя согрелись?
— Я не поэтому,— ответила Алена.— Ты знаешь, я нарочно сочиняю плохие стихи пиво.
— Как нарочно? Зачем?
— Чтоб смешно было,— сказала Алена и положила подбородок на батарею.— Они же про любовь.
Она помолчала, вздохнула и на вздохе, обреченным голосом, прочитала куда-то вниз, за батарею, где была паутина и где жили пауки...
— «Хочу написать настоящий я стих, извергнуть уменье из знаний своих...» Нет, лучше другое,— сказала она.— Вот это... «Три Демона». «Он сидел на скале одиноко, взяв коленками уши в кольцо, крутой выпивон. И смотрел сам в себя он глубоко, чтобы видеть с изнанки лицо. Его взглядов очкастых обычность, когда смотрит, не видит меня. Если он — равнодушная личность, одиночка я — Демон тогда».
Алена прочитала и посмотрела на Раису. Та не выдержала пристального взгляда, моргнула:
— А почему «Три Демона»?
— Демон на скале Врубеля, картина такая, знаешь? Демон в очках, которому посвящается,— Сережка Жуков. И я — Демон.
— А Сережка Жуков — Демон? — удивленно спросила Раиса.
— Ничего ты не понимаешь,— сказала Алена, махнув рукой, и опять стала смотреть за батарею. «Все дело в том, что я сама виновата,— подумала Алена.— Не в ту тетрадку записывала свои стихи. Все дело в «Бом-бом-альбоме» медведь. Или в чем?»
Как и все девчонки, Алена в шестом классе завела толстую тетрадь для стихов и песен, куда наклеивала красавиц с оголенными шеями и красавцев, вырезанных из журналов. По вечерам и на уроках она переписывала из других таких же альбомов звонкие фразы: «Бом-бом, открывается альбом», эпиграфы: «Пока живется, надо жить — две жизни не бывает», «Жизнь — это сцена, а люди — актеры, кто лучше играет, тот лучше живет».
И в седьмом и в восьмом классе Алена часами просиживала над своим «Бом-бом-альбомом», наклеивала глянцевые картинки романтического содержания, разрисовывала заголовки цветными карандашами.

Монета.

И чтобы заглушить неожиданные мысли, Алена взмахнула сумкой-пакетом, побежала по коридору, затем по ступеням лестницы, выкрикивая фразу из школьного учебника:
— «Монета падала, звеня и подпрыгивая!»
За ней затопали, подхватили на лестнице и в коридоре:
— «Монета падала, звеня и подпрыгивая!»
В коридоре начали открываться двери классов. Высунул свою лохматую голову, сверкнул очками вслед убегающим физик Михаил Дементьевич. Из соседней двери выглянула Зоя Павловна.
— Что такое? — спросила она у физика.
— Вы разве не слышите? «Монета падала, звеня и подпрыгивая, пьянство»
— Научили на свою голову.
Марь Яна распахнула дверь учительской, кинулась догонять свой класс.
— Смирнов! Зуев! — крикнула она в лестничный пролет роза.— Ах, молодцы! Ах, негодяи!
Пока она спускалась, торопливо переступая через две ступеньки, мальчишки и девчонки успели похватать свою одежду. Их крики раздавались уже на улице. В раздевалке осталось несколько человек. Раиса Русакова задержалась: кто-то пристегнул пуговицы на рукавах пальто к иолам адам и ева. Нинка Лагутина искала свое кашне. Сережка Жуков подавал Ляльке Киселевой дубленку. Девочка не спешила воспользоваться услугами кавалера, поправляла на голове красную вязаную шапочку, потом поправляла шарф. Сережка держал дубленку, смотрел без смущения умными, скучающими глазами.
— И Жуков! И Киселева! Не стыдно? — сказала Марь Яна.
— Стыдно,— ответила Лялька, скромно прикрыв глаза ресницами, тоном и неторопливостью подчеркивая, что ей стыдно не за себя.