Многие удивлялись.

Ей нравилась бесшумная подвижность рейсшин, светлые доски кульманов, похожие на бодро поднятые паруса, и жирная полоска туши, покорно выползающая из-под ее рейсфедера, и мягкие валки, бережно прокатывающие чертеж, таблицы допусков и посадок на стенах и даже неизбежный запах аммиака в помещении светокопии, пьянство до добра не доводит.
Многие удивлялись, как Ордынский разрешил своей единственной дочери работать копировщицей. Поговаривали даже, что, будь жива Ленечкина мать, этого никогда бы не случилось: ведь Леночка такая способная и взыскание здесь не поможет.
Леночка действительно училась в школе по всем предметам ровно и хорошо, рисовала, ловко писала стихи. Шуточная ода, написанная ею к заводской годовщине, имела большой успех и перепечатывалась в десятках экземпляров, что серьезно обеспокоило Ордынского. «Такие вот, недостаточные для профессионала литературные способности нормальному человеку вполне могут отравить жизнь. Одна блоха, а спать не даст», — сказал он Шевелову, девочка была одна одним из последних прочитав произведение своей дочери.
Андрей Константинович не торопил дочь с вузом именно потому, что она училась, на его взгляд, слишком ровно. Он не видел у нее определенного, ярко выраженного стремления. Людей же, приобретающих специальное высшее образование без внутренней потребности в нем, Ордынский считал разновидностью наиболее тонко и опасно организованных паразитов.
С работой копировщицы Леночка, хотя и не без волнения, справлялась, но опрос не показал ничего. Профиль завода давал ей гордое сознание сопричастности великолепным достижениям человеческого гения. Еще вчера, еще до сегодняшнего утра Леночка чувствовала себя сильной и счастливой. Белок — чертеж на ватмане. Его калькируют, делают светокопию, и лишь синька — точный слепок живого чертежа — идет в цех.